Неточные совпадения
На всем Париже лежит печать исключительного остроумия, национального
гения французского народа, который умеет умирать с остротой на устах.
Гений Прудона действительно антипатичен
французским риторам, его язык оскорбляет их.
Это неправда, напротив, его ум совершенно
французский; в нем тот родоначальный галло-франкский
гений, который является в Рабле, в Монтене, в Вольтере и Дидро… даже в Паскале.
—
Гений нашего народа, — начал он отвечать, — пока выразился только в необыкновенно здравом уме — и вследствие этого в сильной устойчивости; в нас нет ни
французской галантерейности, ни глубокомыслия немецкого, ни предприимчивости английской, но мы очень благоразумны и рассудительны: нас ничем нельзя очень порадовать, но зато ничем и не запугаешь.
Теперь здесь, в спиритском кружке Парижа, он делался monsieur Borné, что ему тоже, конечно, не было особенно приятно, но на что он вначале не мог возразить по обязанности притворяться не понимающим
французского языка, а потом… потом ему некогда было с этим возиться: его заставили молиться «неведомому богу»; он удивлялся тому, что чертили медиумы, слушал, вдохновлялся, уразумевал, что все это и сам он может делать не хуже добрых людей и наконец, получив поручение, для пробы своих способностей, вопросить духов: кто его гений-хранитель? начертал бестрепетною рукой: «Благочестивый Устин».
Поживите вы во Франции, поработайте там, войдите в интересы лучшей доли
французского общества, и, вернувшись в Петербург или Москву, вы будете поражены тем, как далеки все употребляющие у нас
французский язык от всего, что вам дорого в
гении и свойствах
французского народа.
Какой злой
гений посоветовал Бобу, Косте и Феде разыграть
французскую классическую сцену из «Сида»? Ах, что это было! На каком языке они ее разыграли — неизвестно. Только на
французский он был очень мало похож. Управляющему школой, очень важному и образованному барину, полжизни своей прожившему в Париже, чуть не сделалось дурно. Он должен был невыносимо страдать от такого убийственного произношения. Лицо француза от волнения покрылось пятнами. Мы боялись, что с ним сделается удар.
На
французском писал он стихи едва ли не лучше, нежели на русском; из Фенелонова Телемака воссоздал знаменитую «Телемахиду», с цитатами греческими, латинскими и прочими, и в два приема исчерпал весь
гений Ролленя, своего учителя.